Где эта золотая середина?

  ...армия держится не на генералах, а на солдате...

Ура! Пять лет учёбы позади. На плечах лейтенантские погоны. Сегодня выпускной вечер. Сегодня бал. Для всех нас это первый офицерский бал. Наши чувства можно было бы сравнить с чувствами Наташи Ростовой, которые она испытывала перед своим первым выходом в свет.

Для проведения выпускного вечера был снят один из дворцов культуры города Перми. Только молодых лейтенантов более 200, плюс уважаемые гости: командование училища, профессорско-преподавательский состав, родители, подруги, жёны тех, кто время зря не терял и успел жениться, городская администрация, ну и, конечно, «свадебный генерал»: один из заместителей Главнокомандующего ракетными войсками в звании генерал-лейтенанта со своей супругой. Столы ломились от всевозможных яств и напитков различной крепости. Военному коменданту города был дан приказ: молодых лейтенантов сегодня на гарнизонную гауптвахту не забирать, а наоборот, силами гарнизонной службы помогать им добраться до мест постоянной дислокации (проживания).

Вечер шёл по отработанному сценарию: речи, поздравления, тосты. Где-то после 5-7 тостов началось всеобщее братание. Каждому хотелось выпить со всеми остальными, потому что через пару дней мы все разъезжались в разные концы нашей необъятной Родины. Пять лет плечо к плечу, койка к койке не могли просто так раствориться в нашей памяти. И многим казалось, что только крепкий напиток способен её укрепить. И началось хаотичное броуновское движение с рюмками и фужерами в руках по залу. Отдельно выстроилась очередь к начальнику училища и к заместителю ГК – многим хотелось с ними непременно выпить и возможно даже покаяться в каких-то грехах. Но это уже тайна исповеди.

То ли от выпитого, то ли от переполненных чувств потянуло меня в туалет: Pipi machen. Дело обычное, житейское. Не откладывая, направился прямо туда. Заняв отведённое для этих дел место, принял соответствующую стойку. И, как сказал один наш бывший соотечественник, процесс пошёл. Я пребывал в блаженстве, стоял с закрытыми глазами и мечтал, как мне на погоны будут падать звёзды. Вдруг слева от меня кто-то встал рядом. Я спустился с небес на Землю, открыл глаза и медленно скосил их в левую сторону. Первое, на что напоролся мой взгляд – красные широкие лампасы. Подняв голову, увидел рядом с собой заместителя ГК РВ, который был занят управлением того  же самого «процесса», что и я.

Сейчас я пишу и улыбаюсь, а тогда я пришёл в смятение, не знал, что делать: то ли прекратить начатый мною «процесс» и принять стойку смирно, то ли продолжать его. Растерялся: неординарная ситуация и уж очень необычное соседство. Вдруг генерал, не прерывая своего «процесса», поворачивает в мою сторону голову и вопрошает весёлым голосом:

– Куда получил назначение, лейтенант?

– В Забайкальский военный округ, товарищ генерал! – громко ответил я, не прерывая своего «процесса».

– Да не кричи ты так, мы с тобой не на строевом плацу,– по-дружески сказал он и протянул мне свою правую руку.– Поздравляю! Ты получил хорошее назначение.

Мне ничего не оставалось делать, как протянуть свою правую руку. Это удалось сделать с большим трудом, т.к. моя правая рука шла через левую руку, которая была занята управлением «процесса», и нужно было ещё дотянуться до протянутой руки генерала.

– Спасибо, товарищ генерал,– с трудом выдавил я из себя.

Согласно субординации я дал ему закончить свои дела первым.

Уже уходя, он остановился и проговорил:

– Люби солдата, лейтенант. Армия держится не на генералах, а на солдате.

Он ушёл, а я ещё продолжал стоять и осмысливать происшедшее. Рассказать кому – не поверят. А с другой стороны, меня распирала гордость: не каждый удостоится такой чести – пожать руку заместителю Главкома в звании генерал-лейтенанта, да ещё в таком месте и при этом, не прерывая «процесса».

А слова его я запомнил, и уже, будучи в войсках, в начале своей военной карьеры, в одном деле по молодости и неопытности доверился солдатам, пошёл у них на поводу. И они меня подвели. И тогда один ``старый`` капитан мне сказал:

– Запомни, лейтенант, когда хочешь поцеловать солдата, тщательно выбирай место для поцелуя

И где эта золотая середина?

За долгие годы службы постоянно приходилось искать её в отношениях со своими подчиненными офицерами и солдатами. И жизнь неоднократно доказывала: строгий, требовательный, справедливый командир всегда пользовался большим уважением, как среди офицеров, так и среди солдат. И они были готовы для такого командира на многое и были для него надёжной опорой.

Как меня понижали в воинском звании, арестовывали и расстреливали

Капитан, капитан, улыбнитесь,

Только смелым покоряются моря

Было это в период моей службы в Забайкальском военном округе (ЗабВО) в 120 километрах от города Читa. Про себя мы этот округ называли «Забудь вернуться обратно». Мы переходили на новые подвижные ракетные комплексы, а старые шахтные пусковые установки (ПУ) демонтировали. Всё демонтируемое оборудование с ракетами вывозилось в арсеналы, где подвергалось утилизации.

Что собой представляла шахтная ПУ? Это – вырытая в земле вертикальная шахта цилиндрической формы большого диаметра, в которую по диаметру шахты вставлялся металлический «стакан», а в нём на специальном столе устанавливалась ракета.

На различной высоте по периметру стакана находились рабочие площадки для обслуживания ракеты. Глубиной шахта была от 30 метров и более, в зависимости от количества ступеней ракеты. В шахте ходил лифт. Непосредственно на этом комплексе было шесть этажей. На всех этажах были расположены различные помещения, где размещалось  наземное оборудование для пусконаладочных и регламентных работ. И везде кабели, кабели, кабели различной толщины, конструкции и длины.

Сроки демонтажа были жёсткие. Каждый день шёл доклад в вышестоящий штаб о проделанной работе. Демонтаж должен был заканчиваться взрывом шахт. Дата взрыва была всё время перед нашими глазами. Работали азартно все: и солдаты, и офицеры. Работали на равных, несмотря ни на звания, ни на должности.

Всё шло по плану, согласно графику. Оборудование было полностью демонтировано и со всех этажей поднято наверх. Оставалось демонтировать электрические кабели.

Кабели были двух видов. Одни кабели для облегчения демонтажа и доставки наверх разрешалось рубить на отрезки короткой длины. Это делалось с помощью топора и кувалды. А вот другие (общепромышленного назначения) строго-настрого запрещалось рубить. Эти кабели должны были демонтироваться целыми и невредимыми, так как предполагалось дальнейшее их использование в народном хозяйстве. Сейчас это выглядит смешно: кабели пробыли в эксплуатации более 10 лет. Но тогда мы в это верили.

Если бы эти кабели просто свисали сверху вниз... Но они петляли по помещениям всех шести этажей, и длина некоторых достигала ста метров. Там, где они были проложены вдоль стен, с демонтажем не было проблем. А там, где кабели проходили через бетонные стены толщиной 30-70 см, они укладывались в металлические трубы и заливались гудроном. Необходимо было гудрон из труб выковыривать. Вот тут у нас начались проблемы. Орудия труда самые примитивные: всё та же кувалда и длинные металлические штыри, заострённые с одной стороны. Много было, как говорится, пролито крови и пота, сказано нелестных слов по поводу гудрона и в адрес того, кто отдал этот нелепый приказ. Несмотря на наш героический и самоотверженный труд, в «График» мы уже не вписывались. Наверх шёл доклад один, а реальная картина была другой. И вот когда наступил момент, что промедление смерти подобно, я даю команду своим подчинённым в наиболее трудных местах рубить эти чёртовы кабели. Такие же трудности были и на соседних шахтах, и там тоже втихаря начали их рубить. Командование части догадывалось о наших происках, но не подавало вида.

И вот наступил день, когда демонтаж был полностью закончен и доложено о готовности шахт к взрыву. Однако, как говорится, доверяй, но проверяй. К нам приехала комиссия, возглавляемая главным инженером дивизии для проверки готовности шахт.

Вся часть была построена, командир части доложил председателю комиссии о готовности объектов. Председатель комиссии (ПК) с нами поздоровался и поздравил с окончанием работ. На что мы ответили дружным троекратным УРА!

Потом членам комиссии и председателю выдали защитные каски и новую техническую форму одежды, которую они тут же надели поверх своих мундиров. У председателя комиссии было хорошее настроение. Он постоянно шутил и смеялся.

У всех нас тоже было настроение приподнятое. Светило солнце, лето было в разгаре, и всем хотелось в отпуск. Но на период демонтажных работ все отпуска были запрещены.

На горизонте ничего плохого не наблюдалось.

– Ну, командир, с какой шахты начнём осмотр? – спросил председатель комиссии командира части.

– С шахты номер один. Вам её представит капитан..., и называет мою фамилию.

Я вышел из строя, сделав два шага вперёд.

– Ну, что, капитан, всё у тебя готово? – спросил председатель комиссии.

– Так точно, товарищ полковник, всё готово! – молодцевато ответил я.

– Тогда показывай своё хозяйство.

Следом за мной направились в сторону моей шахты председатель комиссии и несколько офицеров из его службы. Мы сели в лифт и спустились на первый этаж (нумерация этажей в шахте шла сверху вниз). Председатель комиссии продолжал шутить, а у меня на душе было тревожно. Своим офицерам председатель комиссии поставил задачу осмотреть все помещения шахты, а сам обошёл вокруг «стакана» по его внешнему периметру. Выразив удовлетворение увиденным, предложил мне спуститься лифтом на следующий этаж.

Беглый осмотр второго этажа тоже имел положительный результат. Мы спустились на третий этаж. Сердечко у меня стало учащённо биться. Именно с этого этажа начиналось «безобразие». Я молил бога, чтобы он не заметил наших проделок. Мы уже направлялись к лифту, чтобы спуститься на следующий этаж, как он бросил взгляд в сторону и увидел торчащие из стены обрубки кабелей.

– Что это такое? – удивлённо спросил ПК.

– Когда-то были кабели,– тихо ответил я и стал тоже с удивлением рассматривать, как будто их вижу впервые.

– Если я не ошибаюсь, это кабели общепромышленного назначения. Почему они в таком виде?

– А в каком им виде быть, ведь шёл демонтаж, – отвечаю я.

– Не делай из меня дурака, капитан. Ты знал, что эти кабели запрещено было каким-либо образом кромсать? – строго спросил меня ПК.

– Так точно, знал! Так получилось, не доглядел.

– За проявленную халатность при проведении ответственных работ и чтобы Вы в будущем лучше контролировали, объявляю Вам выговор.

– Есть выговор! – бодро ответил я. Выговор ни на что не влиял. Это как укус комара.

На четвёртом этаже мне была прочитана лекция об экономическом положении в стране. Там, где нужно было подчеркнуть важность сказанного, шла нецензурная брань.

Оказывается, народное хозяйство ждёт не дождётся наших кабелей. А я своей преступной деятельностью подрываю экономическую мощь государства.

В лифт я шёл уже со строгим выговором с занесением в личное дело. Этот укус был уже посерьёзнее, потому что при назначении на должность и при присвоении очередного воинского звания это принималось во внимание.

На пятом этаже «Фантомас разбушевался». Стоял страшный крик. Даже некоторые члены комиссии в срочном порядке спустились к нам, чтобы выяснить, что происходит.

Неслась отборная брань. Нормальные человеческие слова служили для связи слов в предложениях.

Мои доводы о сроках не имели успеха.

Председатель комиссии был уже в возрасте, грузный. От возбуждения пот катил градом по его раскрасневшемуся  лицу, хотя на такой глубине было довольно прохладно. В нём было столько злобы и звериной ярости, что если бы ему в этот момент подвернулась кувалда, основное наше орудие труда, он бы её использовал по прямому назначению.

– Чем вы здесь столько времени занимались? Почему так плохо организовали работы? – продолжал он сотрясать воздух.

Ополоснувшись ушатом нецензурщины, я тоже вспылил и заорал:

– Мы здесь груши не околачивали, а пахали как негры.

А он мне в ответ:

– Вы здесь со своими подчинёнными напахали на снятие Вас с должности. Вам это понятно, капитан?

Когда мы подходили к лифту, чтобы спуститься на последний, шестой этаж, меня мучил только один вопрос: какую кару для меня выберет он на этот раз?

На шестом этаже даже мне стало как-то жутковато от той картины, которая здесь вырисовывалась. На деяние под моим руководством я смотрел уже глазами председателя комиссии. Именно сюда вниз спускалось большинство кабелей общепромышленного назначения. Я приготовился к очередному шквалу огня в мой адрес.

Но председатель комиссии, покрутив головой в разные стороны, присел на какой-то выступ и, облокотившись на бетонную стену, усталым голосом проговорил:

– Капитан, если бы сейчас было военное время, я бы тебя прямо здесь расстрелял. Но тебе крупно повезло. Однако свои погоны можете оставить здесь. Они будут похоронены вместе с шахтой. А чтобы у тебя, капитан, было время хорошо обдумать содеянное под твоим мудрым руководством, я объявляю Вам десять суток ареста с содержанием на гауптвахте (для офицеров Уставом предусмотрен ещё арест без содержания на гауптвахте – домашний арест). Твоему командиру я сам скажу, иначе ты опять сделаешь что-то не так.

Мне уже было всё по барабану и, я бы сказал, даже весело: будет что рассказать своим сослуживцам.

– Извините, товарищ полковник, но согласно Уставу не положено за один проступок два различных взыскания,– изрёк я.

– Ну, ты ещё и наглец, капитан,– взревел председатель комиссии.

И я уже чисто машинально: – Так точно, товарищ полковник!

Те 60 секунд, в течение которых мы поднимались лифтом наверх, показались мне вечностью.

ЭПИЛОГ

Я остался на прежней должности, в капитанском звании, и не сидел на гауптвахте, потому что на других шахтах была та же самая картина. А всех не расстреляешь, не разжалуешь и на гауптвахту не пересажаешь.

Через несколько лет я оказался около этих заброшенных шахт, которые взрывами сравняло с землёй. Недалеко от них под открытым небом, припорошенная снегом (была зима), лежала гора кабелей – тех самых, так и не нашедших своё применение в народном хозяйстве.

«Золотая антилопа»

 Не вели казнить,

вели миловать

 Обычно военные всегда хорошо контактировали с городской администрацией. Если в городе было несколько войсковых частей, то приоритет отдавался ракетчикам, и командир ракетной части назначался начальником военного гарнизона и был вхож во многие структуры городской власти, поддерживал деловые отношения с предприятиями города и близлежащими колхозами. Город часто обращался за помощью к военным. И мы эту помощь оказывали: техническую или «живой рабочей силой». Они знали: военные – это всегда надёжно. Часто приглашали мы городскую администрацию к себе в гости, и они нас не забывали. Во время этих посиделок решалось много серьёзных вопросов. Мне кажется, мы единственная страна в мире, в которой важные вопросы решаются в бане или на пикнике, на берегу реки или озера под изобилие крепких напитков. Так что лозунг «Народ и армия едины» вполне себя оправдывал.

Однажды вызывает меня командир части к себе в кабинет.

– Позвонил председатель колхоза, просит ему оказать помощь. У них пробило силовой кабель, и всё хозяйство колхоза находится без электричества. Жизнь полностью там остановилась. Помощи от города им в ближайшее время не будет. Поэтому подбери из электриков толковый расчёт во главе с прапорщиком, желательно тоже толковым, машину, всё необходимое для работ, проведи инструктаж по мерам безопасности и отправляй. – И уже в дверях, мне вдогонку: – Да, и скажи прапорщику, чтобы без барана не возвращался.

Будучи главным инженером, я это всё организовал, выдал координаты куда ехать и, когда прапорщик садился в машину, говорю ему:

– Приказ командира – без барана не возвращаться, в противном случае будешь подвешен за одно место на фонарном столбе. Завтра утром баран должен встречать командира у дверей его кабинета,– полушутя - полусерьёзно проговорил я.

– Всё будет в лучшем виде. Не впервой,– бодро ответил прапорщик, хлопнул дверкой кабины и машина покатила в сторону КПП.

Как правило, утром командир в часть приезжал раньше, чем остальные офицеры и прапорщики. Принимал доклады от соответствующих служб, после чего сам делал доклад в вышестоящий штаб.

Вот и в это утро он приехал как обычно рано. Из штаба выскочил дежурный по части с докладом командиру. Доклад стандартный, установленной формы:

– Товарищ полковник, за время моего дежурства в части происшествий не случилось. Личный состав занимается согласно распорядку дня.

Эта форма доклада, если в части всё нормально. Если есть отклонения от норм, то после слов «в части происшествий не случилось» идут слова: «за исключением». Вот и в этот раз дежурный изрёк «за исключением». Командир не дал ему закончить доклад:

– Ну, и что ты мне принёс на этот раз в своём клюве, аист ты мой сизокрылый?

– Товарищ полковник, там баран...– заикаясь, стал лепетать дежурный и показывать рукой в сторону штаба.

– У меня «баранов» целая часть,– усмехаясь, сказал командир. – Говори яснее!

– Согласно Вашму приказу у дверей вашего кабинета Вас дожидается баран, – чётким и уверенным голосом доложил дежурный.

– Капитан, что ты несёшь, пьян, что ли?

– Никак нет, товарищ полковник. Вчера вечером прапорщик П. привёз барана...

Недослушав очередной лепет дежурного, командир быстрым шагом направился к зданию штаба. Поднявшись на второй этаж, где находился его кабинет, увидел следующую картину. К ручке двери его кабинета был привязан средней упитанности и таких же размеров баран, который метался из стороны в сторону и бил задними копытами об пол. Ещё в моём детстве мне читали сказку и я смотрел мультфильм «Золотая антилопа». Там антилопа била задними копытами о землю и вокруг рассыпались золотые монеты. Здесь же в разные стороны от барана разлетались не золотые монеты, а чёрная шрапнель. Вокруг бегал воин с ведром, щёткой и совком и пытался с помощью этих орудий собрать «чёрное золото». Командир остановился и с изумлением стал смотреть на происходящее. Баран тоже, на какое - то мгновение замер и уставился на командира, потом что-то проблеял, как бы поприветствовал, и вновь принялся метаться из стороны в сторону. И именно в этот момент, надо полагать, участь барана была решена, приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Участь остальных, причастных к этому событию, командиру предстояло ещё решить.

– Дежурный, что за спектакль ты мне устроил,– без всякого раздражения, с нотками удивлённой радости в голосе проговорил командир.

– Товарищ полковник, я Вам уже пытался доложить.

– Сделай ещё одну попытку, сын мой.

– Вчера поздно вечером, после устранения неисправности, прибыл прапорщик П. и приволок этого барана. При этом он сказал, что Вы приказали, чтобы баран Вас встречал утром у дверей вашего кабинета. И если мы этого не выполним, то в отличие от гладиаторов, в своё время распятых на столбах по дороге на Рим, будем все мы подвешены за одно место на фонарных столбах вдоль дороги, идущей от КПП к штабу. Участь Спартака мне никак не улыбалась, поэтому я решил выполнить этот нелепый приказ. Всю ночь барана продержал на хоздворе, а утром, перед Вашим приездом, его с трудом притащили к дверям кабинета.

Командиру явно понравилось оправдание дежурного, да ещё с таким историческим примером. Он расплылся в улыбке:

– Всех участников этого КВНа ко мне в кабинет. Я полагаю, у тебя хватит ума барана не включать в список приглашённых. Его заключить пока, в ожидании исполнения приговора, в ``Бастилию`` на хоздворе. Да, и не забудь про главного инженера, я полагаю, это он выступал в роли Саши Маслякова.

– Может, его тоже ... в Бастилию?– решил поддержать шутливый тон дежурный.

– Много будешь говорить, капитан, тебя может постичь ожидаемая участь барана.

Со словами: – Вызывали? – и еле сдерживая смех, входил я в кабинет командира.

– Скажи, мой юный друг,– такая у командира была присказка, когда он пребывал в хорошем расположении духа.– А почему ты не предложил барану сесть в моё кресло и напялить на его голову мою папаху? Это было бы вообще...

– Мысль такая была, но моя голова мне дороже бараньей,– улыбаясь, ответил я..

Эта история закончилась хорошо, без особых жертв. Пострадал только один баран.

Командир в очередной раз простил мне мою выходку, прапорщик получил благодарность, и в ближайшее воскресенье всё командование части со своими семьями на природе ели суп–шурпу и шашлык. Суп-шурпу при случае командир всегда готовил сам, он никогда и никому не доверял приготовление этого блюда.

Особенности национальной охоты

                                                                                                    ... а медведь - то голый!

 Вы когда-нибудь слушали рассказы рыбаков или охотников об их невероятных приключениях и не менее невероятных уловах рыбы или отстрела дичи. Такому полёту фантазии позавидовал бы сам Барон Мюнхгаузен. И главное, они сами верят в то, что говорят.

Ну, к примеру, как бы вы отреагировали, если бы вам кто-то сказал, что во время охоты повстречал в лесу медведя и уже без шкуры, так сказать, почти готового к употреблению. Какого!? Каков полёт фантазии? Даже в страшном сне такое не увидишь. Ваша реакция? Я полагаю, вы нормальный человек и реакция ваша должна быть правильной: рассмеяться, покрутить пальцем у виска и посоветовать этому охотнику обратиться к врачу: окулисту или психиатру.

Я и сам бы не поверил в подобный бред, если бы не был свидетелем подобного случая.

А дело было в былые годы юности моей, когда служил я старшим  лейтенантом. 

По природе своей и, по сути я не охотник. И хотя долгое время  по долгу службы проживал в таёжных местах нашей необъятной Родины и каждый третий мой сослуживец был рыбак или охотник, я так и не стал фэном ни того ни другого, хотя в школьные годы похаживал с друзьями на рыбалку.

Ну, чем можно было заниматься в свободное от службы время в военном городке, затерянном в лесах забайкальской тайги, в дремуче-застойные времена 80-х годов прошлого века? Охота, рыбалка, сбор ягод и грибов, пикники на природе с обязательным присутствием настырных комаров и огромных мух. По телевизору была только одна программа. Видеомагнитофонов, компьютеров, фитнеса не было. Да мы таких слов в то время не слышали и не знали.

Друзья меня часто приглашали на охоту, но я отнекивался, мотивируя тем, что не умею.

– Да что тут уметь,– говорили они мне в ответ на мой отказ.– На охоте почти как на рыбалке: наливай, да пей.

Со временем разделил я нашу национальную охоту на несколько видов. 

Вид первый

Зашёл я как-то вечером домой к своему другу. Дверь открывает его жена.

– Ну, что, пришёл Николай с охоты? – спросил я с нетерпением в голосе.

– Не пришёл, а принесли,– раздражённо ответила она. Дичи как всегда не принёс, спасибо хоть самого притащили. Да ты проходи, можешь воочию посмотреть на этого Дерсу Узала.

Полуобнажённое тело Николая лежало на диване, правой рукой он упирался в пол, голова свисала вниз и совершала движения свободного маятника над тазиком, который предусмотрительно поставила его жена. Тело его периодически вздрагивало и при этом издавало неприятные для слуха звуки. Это – один вид охоты. 

Второй вид

Этот вид охоты прямо как по старому анекдоту.

Ялта, море, пляж. Группа отдыхающих мужиков лежит на песке под южным солнцем и азартно рассказывает охотничьи байки. И каждый заканчивает свою байку словами: «Вот это была охота!»

Рядом с этой группой лежит грузин и слушает эти байки и при словах «вот это охота» кривится и про себя возмущается. Наконец, он не выдерживает и обращается к мужикам:

– Послушайте, о какой охоте вы говорите. То, о чём вы говорите, совсэм не охота. Вот видите, красивый дэвушка лежит. Я на неё смотрю, мнэ охото, она смотрит на мэнэ, ей охото. Вот это – охота!

Я не берусь утверждать за все военные городки и гарнизоны Вооружённых Сил бывшего СССР, но такой вид «охоты» в городке, в котором мне довелось проживать, , процветал.

Третий вид

Но были и профессионалы, настоящие охотники в прямом смысле этого слова. Эти люди серьёзно относились к этому ремеслу и знали в нём толк, тщательно и задолго готовились к предстоящему рейду в тайгу. Некоторые даже обзавелись собаками охотничьих пород. И когда они были в полном снаряжении, то выглядели не хуже Рэмбо или Терминатора. Они уходили на несколько дней в тайгу и возвращались, как правило, не с пустыми руками. 

Четвёртый вид

Однако был ещё один вид охоты, участником которого я становился в силу своих служебных обязанностей.

Будучи ещё старшим лейтенантом, иногда приходилось заступать на целую неделю начальником караула по охране и обороне позиций с шахтами, в которых находились ракеты. Это были ещё старые ракетные комплексы, когда шахты располагались недалеко друг от друга. Вся эта территория с шахтами, с различными техническими и складскими сооружениями находилась под охраной не только часовых, но и целой системы инженерных заграждений и сигнализации, начиная от двухметрового забора из колючей проволоки по внешнему периметру и далее, вглубь территории, шли различные инженерные малозаметные препятствия: датчики различного вида действия, сигнальные ракеты и прочие достижения ВПК в этой области на тот период.

Но основным техническим средством охраны было ограждение из металлической сетки высотой примерно два метра, выполненное из тонкой проволоки, которую можно было с трудом увидеть при свете дня, да и то если в неё уткнуться носом. Сетка шла по всему периметру охраняемой территории и круглые сутки находилась под напряжением 220 V днём и 1700 V ночью и была самым надёжным техническим средством охраны. Все остальные средства охраны на тот период были не очень совершенны. Поэтому возникало много ложных срабатываний сигнализации: то какая-нибудь живность пробежит, то птичка сядет на датчик, то ветка с дерева от ветра упадёт. Вся сигнализация выводилась в караульное помещение на пульт оператора с указанием участка срабатывания (нарушения). Каждый раз о срабатывании приходилось докладывать «наверх», командиру дежурных сил (КДС), и отправлять парный патруль на периметр, чтобы определить истинную причину срабатывания сигнализации. Патрульная тропа по периметру достигала от трёх до пяти километров в зависимости от рельефа местности. Летом это была хорошая, приятная прогулка, а вот зимой, когда мороз и сугробы, удовольствия было гораздо меньше. И каждый раз при обходе патрулём в целях безопасности с сетки приходилось снимать напряжение.

В общем, скучать было некогда: служба есть служба.

Очень часто на сетку попадали, особенно зимой, дикие животные: козы, зайцы, лисы, белки… . Бывали случаи, когда на сетке гибли люди (грибники). Остаться в живых не было никаких шансов ни у тех, ни у других. Несмотря на то, что по всему внешнему периметру забора через каждые 10-15 метров висели предупреждающие плакаты «Стой! Запретная зона!»; «Стой! Опасно для жизни!» или «Стой! Высокое напряжение!», это не останавливало ни диких животных, ни людей. Зверям простительно, они не умеют читать, но люди... Почему-то грибникам из близлежащих деревень казалось, что именно там, в запретной зоне, и находится изобилие грибов. Истинно русского человека никакие предупреждающие надписи и плакаты остановить не могли, тем более, если он перед этим успел хорошо ``вмазать``. Неведомая сила тянула их именно туда. Чтобы добраться до сетки, нужно было преодолеть несколько рядов забора из колючей проволоки и прочие инженерные заграждения, а также системы сигнализаций. Как это им удавалось – уму непостижимо. Но я уже говорил: системы были не очень совершенны. И только сетка останавливала всех любопытных и желающих проникнуть вглубь охраняемой территории.

Однажды прекрасным летним днём, когда я был начальником караула, сработала сигнализация. Участок нарушения высветился на пульте оператора. Я доложил по команде, снял напряжение с сетки и отправил парный патруль для установления причины срабатывания.

Примерно через час возвращается патруль с большой толстой веткой на плечах, к которой за ноги привязана дикая коза.

– Вот, товарищ старший лейтенант, доставили нарушителя нашего спокойствия,– с радостью доложили патрульные.

– Почему своевременно не доложили по связи?– попытался я напустить на себя строгий вид.

– Хотели сделать сюрприз, товарищ старший лейтенант.

– Сюрприз – это когда две козы,– не скрывая восторга и улыбаясь, сказал я.

– Дадите помощников, принесём и вторую,– опережая друг друга доложили патрульные.

– Не понял,– удивился я.

– А что тут понимать, на сетку попало две козы. Одну вот еле принесли, для второй сил уже нет, нужны помощники.

Весь личный состав караула охватило такое ликование, будто бы их всех завтра пообещали уволить из рядов Вооружённых Сил. Всем хотелось пойти в помощники.

Пока группа`` захвата`` ходила за второй добычей, первый трофей был уже подвешен за задние ноги к перекладине на спортивном городке караула. Как правило, в ротах охраны, когда ещё был Союз, в большинстве своём служили призывники из бывших республик Средней Азии. И для них разделать барана или козу не представляло никакого труда.

Процесс разделки занял немного времени. Туши двух коз были разрублены на части и замочены в уксусном растворе воды, чтобы убить специфический запах, присущий диким животным.

Весть об удачной охоте ``Акелы`` разлетелась по всей части, и к караульному помещению потянулись ходоки. Одну козу пришлось полностью раздать офицерам и прапорщикам.

Тогда я впервые попробовал мясо дикой козы. Само мясо неплохое, но запах... Видимо, мало оно пролежало в уксусном растворе. Минимум сутки должно было оно отмокать. Но искушение было так велико, что солдаты не утерпели и уже вечером поставили его варить.

В зимнюю пору довольно часто приходилось есть зайчатину. От холода и голода звери как сумасшедшие носились по лесу – кто в поисках пищи, кто просто для согрева. На их тропах, a на снегу следы были видны хорошо, солдаты из состава караула устанавливали самозатягивающиеся петли из тонкой проволоки. Один конец проволоки закреплялся неподвижно, а другой в виде петли устанавливался на звериную тропу. Размер петли зависел от живности, на которую выставлялась ловушка. И вот несётся по лесу сломя голову обезумевший от холода заяц, по сторонам не смотрит, да и вперёд тоже и прямо головой, как говорится, в петлю. И добровольно, без всякого принуждения, сам на своей шее её затягивает. А наутро на периметр для проверки технического состояния инженерных заграждений выходит патруль и собирает трофеи.

Но был один уникальный случай. В тот день начальником караула был штатный командир взвода охраны в звании капитана со своим подразделением.

Основным хобби капитана во внеслужебное время была охота. Он был настоящим охотником. В один из дней его недельного дежурства, примерно в полночь, сработала сигнализация: короткое замыкание на сетке, да такой силы, что повыбивало мощные предохранители. Дело обычное: доклад «наверх», командиру дежурных сил, и отправка парного патруля на периметр. Где-то, через час, доклад патруля по телефонной связи: на сетку попался внушительных размеров медведь. Что делать?– это по Чернышевскому. А дальше шла немая сцена из комедии Гоголя «Ревизор»: весь личный состав бодрствующей смены караула вместе с начальником караула замер. Короткое время никто не мог вымолвить ни слова. Такой трофей случается нечасто…

Первым пришёл в себя начальник караула. Он задал несколько уточняющих вопросов, после которых нарисовалась следующая картина: медведь приказал долго жить, у него обгорела только морда. Участок сетки шириной примерно десять метров повреждён. И всё, что было на пути медведя, пришло в негодность.

Нужно было принимать какое-то решение. Голова работала лихорадочно. Задача была одна: шкура медведя должна достаться ему. Но как!? О результатах осмотра он должен доложить командиру дежурных сил ( КДС ), а там сидит подполковник, заместитель командира части – тоже охотник. Наверняка он потребует шкуру себе. Да и командир части в стороне не окажется, может наложить свою лапу на этот трофей. Но это будет несправедливо. Начальник караула посмотрел на часы, первый час ночи. Решение приходит мгновенно: с часу ночи и до пяти утра ему положено отдыхать, а его обязанности на это время выполняет помощник начальника караула в звании сержанта. Именно в это же время отдыхает и КДС. За три, максимум четыре часа он должен успеть «обнажить» медведя. Это единственный шанс, чтобы операция имела положительный результат.

Он берёт всё необходимое для разделки туши медведя, плюс дополнительные аккумуляторные фонари и пару бойцов, понимающих в этом деле и умеющих в руках держать нож для разделки живности.

К шести утра всё было закончено: туша медведя лежала на земле без шкуры на том же месте, где его настигла смерть, а сама шкура была доставлена в караульное помещение и надёжно спрятана.

Закончив все дела со шкурой, начальник караула решился, наконец, доложить КДС о результатах осмотра...

От такого известия КДС пришёл в дикий восторг. Но для пущей важности, чтобы служба мёдом не казалась, строгим голосом спросил, почему так долго не было доклада о результатах осмотра периметра патрулями.

– После доклада патрулей по телефонной связи я сам прибыл на место, чтобы во всём разобраться и лично убедиться,– чётко и уверенно доложил начальник караула.

КДС был удовлетворён таким ответом, задал ещё несколько уточняющих вопросов, а затем изрёк:

– О случившемся нужно доложить командиру части и он примет окончательное решение по медведю, а шкура должна достаться лично мне, ты уж постарайся, пожалуйста.

В эфире возникла пауза, начальник караула молчал.

– Чего молчишь, капитан? – прозвучало с другого конца.

– Товарищ подполковник, должен Вам доложить, медведь был без шкуры,– спокойным голосом изрёк начальник караула. Теперь возникла пауза на другом конце.

– Я уважаю твой солдатский юмор, капитан, но чтобы шкура была у меня.

– Товарищ подполковник, ещё раз повторяю, медведь был без шкуры,– невозмутимо спокойным голосом вещал начальник караула.

Рука отказывается описывать диалог, который шёл между ними. На все доводы, приказы, угрозы со стороны старшего начальника, начальник караула отвечал одной и той же фразой: медведь был без шкуры.

Этот диалог проходил по громкоговорящей связи. Весь личный состав караула слушал и мужественно молча умирал со смеху.

В девять утра после ночного дежурства КДС сменился на командном пункте и разъярённый примчался в караульное помещение. И опять всё началось сначала. Пулемётные очереди отборного мата и угроз, вылетаемые из уст КДС, натыкались на пуленепробиваемый жилет только из одной фразы:– Медведь был без шкуры. Допрос патрульных не дал положительного результата, все как один утверждали:– Медведь был без шкуры, – и держались как Мальчиш-Кибальчиш...

Ярости не было предела. КДС приказал начальнику караула сопроводить его к месту трагической гибели медведя. Прибыв на место, увиденная картина привела КДС в уныние: жалкое подобие обнажённой туши медведя одиноко лежало на земле среди повреждённых средств инженерных заграждений. Шкуры поблизости не наблюдалось и следов разделки тоже (об этом своевременно позаботился начальник караула). Дикий крик отчаяния потряс тайгу, всё живое в радиусе примерно одного километра замерло в страхе.

Только вмешательство командира части положило конец этому инциденту. Туша медведя была разделена на части. Немного было роздано офицерам и прапорщикам, кто пожелал, а остальное мясо было оприходовано на продовольственном складе части и добавлялось в говяжий или свиной фарш, из которого солдатам делались котлеты.

Долгое время солдаты с большим удовольствием поглощали эти котлеты и обсасывали между собой эту «шкурную» историю.

А заместитель командира части тоже долгое время не мог успокоиться и при каждом удобном случаи ``напоминал`` об этом капитану.

Эпилог

Примерно через полгода капитану пришлось расстаться со шкурой, просто её выбросить, так как она пришла в негодность. В спешке он неаккуратно снял её с медведя, а потом плохо обработал. 

Особенности национального родео

 В мире существуют различные виды родео, но есть  одно общее, что их всех объединяет, это участники. С одной стороны – бык или лошадь, с другой – наездник, одним словом, ковбой. В противоборстве животного и человека, собственно, и заключается  смысл родео.

Но все родео, которые существуют в мире, не обладают тем ``шармом``, который присущ нашему отечественному виду. У нас и рыбалка, и охота имеют свои национальные особенности.

Свидетелем одного нашего национального родео мне довелось быть.

 Вся история развития жизни на земле делится на периоды, каждый из которых имеет своё название. Моему поколению, прямо скажем, повезло: довелось жить в период, который существовал только на постсоветском пространстве и назывался ``застойным´`. Мы жили скромно, но весело. Именно в этот период я служил  на Украине.

При каждой войсковой части, в обязательном порядке, было подсобное хозяйство, где разводили свиней. Их откармливали пищевыми отходами  из солдатской и офицерской столовых, поэтому у хрюшек в еде недостатка не было, Пища была калорийная и экологически чистая, никакой химии. Когда свинья достигала определённого веса, её забивали. Сало обычно использовалось, как дополнительный паёк для личного состава, который нёс дежурство или караульную службу в ночное время.

Существует армейский анекдот.

Начальник тыла части докладывает командиру, что невозможно забить к Новому году кабанчика, так как он не набрал нужного веса. На что командир ставит задачу:  ``Всю ночь кормить, к утру зарезать``. Эта фраза очень часто использовалась в армейском лексиконе.

Командир давал указание, и если кто-то возражал, что не успеет выполнить его к назначенному сроку, дальше использовалось вышеупомянутое выражение.

Но, вернёмся к салу. Ох, как хочется в ночное время молодому организму поесть! Да и офицеры в период ночного дежурства тоже не упускали возможности положить небольшой, но толстый шмоток сала на кусок чёрного хлеба, приправить всё это тонким слоем горчицы и с аппетитом отправить себе в рот этот ``национальный гамбургер``.

Подсобное хозяйство было сферой деятельности начальника тыла части. Но мне повезло служить с командиром, который был неравнодушен к домашней живности. Поэтому на подсобном хозяйстве части кроме свиней были куры, кролики, индейки, овцы, корова... . Командир находил время заниматься не только боевой готовностью части, но и контролировать состояние ``боевой готовности`` подсобного хозяйства и его обитателей. Порядок на этом объекте поддерживался бойцами хозяйственного взвода и был образцовым.

Когда к нам в часть приезжал кто-нибудь из городской или районной администрации, командир обязательно вёл гостя на хозяйственный двор и показывал ``достояние своей республики``. Отзывы всегда были положительными. В шутку ему неоднократно предлагали бросить свою войсковую часть и возглавить какой-нибудь колхоз.

 В настоящее время командир живёт в одной из станиц Краснодарского края, имеет свой дом, огород, и по двору у него ходят куры, гуси, а в клетках сидят кролики.

Но был ещё один обитатель подсобного хозяйства части – племенной бык , который доставлял всем массу хлопот и проблем. Характер у него был скверный. И если он был  в плохом настроении, подойти к нему было просто опасно, поскольку была вероятность проверить на себе крепость и остроту его рогов. Но, несмотря на все его происки, он был хорошим осеменителем. Периодически его отправляли в близлежащие колхозы для увеличения поголовья крупнорогатого скота.

 А если ему удавалось вырваться на свободу, самовольно  покинуть пределы хоздвора, то в части объявлялась тревога по его поимке и препровождению к месту постоянного проживания. В этой акции принимали участие все, кто был на данный момент свободен от несения службы.

Иногда по телевизору можно наблюдать, как, по улицам некоторых городов, допустим, Испании несутся быки и люди. И непонятно, кто за кем гонится: быки за людьми, или люди за быками. Примерно такая же картина наблюдалась и в части при попытке поймать и сопроводить нашего быка к месту постоянной его дислокации.  Он топтал и громил всё, что попадалось на его пути. Кому-то это было забавно, а  кому-то не до смеха.

Наконец, командиру части это надоело: своих забот хватало, и он приказал начальнику тыла забить этого быка, а мясо оприходовать на продовольственном складе части. Начальник тыла договорился с руководством одного из колхозов, где была скотобойня и поставил задачу  начальнику продовольственной службы в звании капитана подготовить и сопроводить быка к месту публичной казни.

В армии говорили: худой начпрод – позор для части. К нашему начпроду это как раз не относилось. Он был невысокого роста, довольно полный, такой весь из себя кругленький, розовенький, одним словом, Винни Пух в портупее и фуражке.

Для перевозки скота колхозы обычно использовали грузовые машины с надстроенными бортами со всех четырёх сторон. У нас в части подошли гораздо проще, хотели как лучше, а получилось, как всегда... надстроили борта только с трёх сторон, полагая, что бык через кабину не выпрыгнет. Машину подогнали на хоздвор подсобного хозяйства, установили настил, сбитый из досок, по которому бык должен был взойти на ``борт``. Два бойца осторожно подвели его к ``трапу``. К его рогам были привязаны две верёвки, за которые они его удерживали. Бык на удивление шёл спокойно: поскольку картина  была ему знакома - машина , ``трап`... и, полагая, что его в очередной раз везут для осеменения колхозного стада, был в радужном настроении, предвкушая удовольствие. Успел он сделать всего два шага по трапу, как тот рухнул под его весом. От удивления бык встал как вкопанный. Он явно не ожидал такого пренебрежительного отношения к своей персоне. Тут же подал голос начальник тыла части, который контролировал этот процесс. ``Эзоповым языком`` он выразил своё возмущение к происходящему. Бойцы хозяйственного взвода, вместе с начальником продовольственной службы засуетились и заметались по двору. Откуда-то притащили брёвна и оббили их досками. Конструкция получилась прочной. Установили новый настил на машину и с опаской завели на кузов быка. В кузове его поставили на растяжки: вторые концы верёвок, которые шли от рогов, привязали за надстроенные боковые борта. Закрыли задний борт. Два бойца сели в кабину машины, а начальник продовольственной службы – в УАЗ, который ему  пожертвовал  начальник тыла части.

За всем этим цирком наблюдал ещё один человек, представитель колхоза, который приехал на своём персональном мотоцикле, надо полагать, для оказания помощи.

Колонна из трёх единиц техники: машина с быком, УАЗ с начпродом и мотоцикл с  наблюдателем тронулась с места. Только успели выехать за пределы  хозяйственного двора, как пришлось остановиться: бык встал на задние ноги, а передние положил на крышу кабины. Два бойца выскочили из кабины, проворно забрались в кузов и с трудом вернули быка в исходное положение, вновь поставив его на растяжки. Колона, наконец, тронулась. Практически вся часть, все, кто был свободен от службы, вышли прощаться со своим любимцем. По обе стороны дороги, ведущей к КПП, стояли люди и с восторгом наблюдали за происходящим.

Перед самым КПП колона вновь вынуждена была остановиться, так как бык вновь водрузил свои передние ноги на крышу кабины. Из УАЗа буквально выкатился ``Винни Пух``, затопал ножками, замахал ручками и выпустил из своих уст огненную струю нецензурщины. Из кабины машины вывалились бойцы. Ошпаренные струёй исконно русских слов, они заметались вокруг машины. Со стороны дорожных наблюдателей смеху и восторгу не было предела.

Но  неожиданно в это цирковое представление вмешался  колхозный представитель. Он подошёл к бойцам, что-то им сказал и один из них бросился бегом назад к подсобному хозяйству. Через некоторое время он вернулся к машине с верёвкой в руках и вручил её представителю колхоза. Тот лихо взобрался в кузов машины, сам лично закрепил растяжки, а далее он проделал с третьей верёвкой невероятное, такое даже в страшном сне не увидишь: Один конец верёвки он привязал к мошонке быка, а второй конец этой верёвки, пропустив через весь кузов, закрепил за задний форкоп под кузовом машины. Как это он проделал известно только ему и быку. Бык вёл себя на редкость спокойно, видимо, чувствовал руку профессионала.  Колхозный ковбой` натянул верёвку и завязал узел на форкопе. Бык встал в раскорячку и замер, словно врос в пол кузова.

Если бы этот цирк видел командир части и, зная его крутой нрав,то все бы непосредственные участники этого шоу, были бы привязаны верёвками к заднему форкопу УАЗа командира, каждый за свою мошонку, а он бы сам лично сел за руль, как и положено командиру.

Наконец, в очередной раз колона тронулась. Это была первая часть национального родео, свидетелем которого я был лично. Вторая часть уже по рассказам самих участников.

Колона благополучно достигла пункта назначения. Скотобойня находилась на окраине деревни. Быка осторожно свели с машины. Два бойца взялись за верёвки, которые шли от рогов, третья верёвка волочилась по земле. Но тут что-то стукнуло в голову ``Вини-Пуху`` (он и сам потом не мог это объяснить), уж очень ему пришёлся по душе способ сдерживания крутого нрава быка. И он ничего лучшего не придумал, как свободный конец третьей верёвки, которая шла от мошонки ``рогатого ковбоя``, намотать себе на кисть левой руки. И вот под таким конвоем повели быка к месту ``казни``. Вдруг бык остановился и насторожился, видимо, что-то почуял недоброе, возможно запах крови. Он весь напрягся, растопырив задние ноги. Конвою следовало бы тоже насторожиться и напрячь свои мозги, но они пребывали в радужном настроении, всё им здесь было в диковинку. Неожиданно бык мотнул головой в одну сторону, потом в другую, да с такой силой, что вырвал обе верёвки из рук бойцов. Развернулся на 180 градусов и рванул в обратную сторону. Но так как начпрод был намертво привязан к быку, он помчался вместе с ним. Бык с ``прицепом`` пронёсся мимо машины,  на которой он был сюда доставлен и из кабины которой от изумления чуть  не выпал водитель. Через ворота скотобойни он вырвался на оперативный простор.

``Римская колесница`` нового поколения неслась по деревенской улице, которая примыкала к скотобойне. Всё живое, что встречалось на пути, разлеталось и отползало в стороны.

Навстречу ехал автобус, который курсировал между деревнями. Водитель вынужден был съехать на обочину и остановить автобус, чтобы дать дорогу необычному транспорту. Пассажиры, ехавшие в автобусе, примкнули к окнам. Что было в их головах, когда они видели следующую картину: несётся сломя голову какой-то бык, за ним, привязанный верёвкой, вприпрыжку катится ``колобок `` в военной форме: сапоги ,китель, портупея, но уже без фуражки, а далее в клубах пыли бегут ещё  два бойца. Учения? Или военные манёвры? ...

Бык выскочил на небольшую площадь, от которой в разные стороны расходились улицы и остановился, возможно растерялся, не зная в какую сторону податься. Тут его и настигли бойцы, которые,  рискуя своими жизнями буквально повисли у него на рогах. А ``колобок`` в чине капитана, стоял на коленях, всё ещё привязанный к быку, и никак не мог отдышаться. Пот с него катил крупными грязными каплями и редким дождиком смачивал дорожную пыль....

Через некоторое время подъехала колхозная машина, оборудованная по всем правилам для перевозки крупно рогатого скота, куда и был в который раз за этот день (!) водворён непокорный бык.    

Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!

 Всё что ни делается, делается к лучшему

 Заступив помощником дежурного по части, я сидел за столом в дежурке и коротал время. Рядом на топчане, сладко посапывая, в полном снаряжении (так положено), с пистолетом на боку спал дежурный. Ему с часу ночи до пяти утра разрешено отдыхать. Грех этим не воспользоваться. Телефон молчал – и славно, значит в части всё спокойно. В дежурном помещении было жарко, а за окном минус двадцать. Надоело читать, стало клонить ко сну и, чтобы не расквасить себе нос об стол, я вышел на крыльцо штаба дыхнуть свежего, морозного воздуха.

Так как я отношусь к категории некурящих, стал любоваться ночным видом. А ночка выдалась тёмная, не было видно ни звёзд, ни луны. Снега практически не было. Вообще его в Забайкалье выпадает мало. А, учитывая, что территорию части мы метём 24 часа в сутки, снега в части не наблюдалось, что делало ночь ещё темнее.

Вдруг тишину этой ``грачьей ночи`` нарушили чьи-то шаги. Пригляделся, вижу – крадучись, идёт боец, который не десятый, но хотя бы пятый сон в это время должен видеть.

– Стой там, иди сюда! – бросил я крылатую армейскую фразу. Боец нажал на «аварийные тормоза», замер и стал крутить головой. Наконец, он меня увидел и подошёл.

– И кому же не спится в ночь глухую,– продолжал я цитировать армейскую классику. Я уже не помню, что он там мне лепетал и какую лапшу вешал на уши. Мне бы его отпустить в казарму, а утром доложить его непосредственному командиру, и пусть он с ним разбирается. Но мне захотелось воспользоваться властью, которая дана была мне на эти сутки. И я стал в голове прокручивать различные варианты кары для этого бойца. Наконец, нашёл.

– Идём со мной,– проговорил я. Наш путь лежал за здание штаба. Там после ремонта здания валялся строительный мусор: груды разбитого кирпича, какие-то доски, деревянные конструкции, пустые бочки, бидоны из-под краски и прочий хлам. Командир части неоднократно ставил задачу начальнику тыла, чтобы он здесь навёл порядок. Но `` конь`` здесь точно не валялся. В кромешной тьме, по развалинам ``Помпеи`` мы пробирались к выбранной мною цели. Только бы не поцарапать новые хромовые сапоги, которые я надел, заступая в наряд – свербила в голове мысль. Ну, вот она и цель: мы стояли перед пустыми металлическими 200-литровыми бочками.

– Вот видишь бочку, – говорю я, – Вооружись в подсобке штаба ведром и заполни бочку водой до самых краёв.

– Зачем,– удивлённо спросил боец.

– А чтобы тебе лучше потом спалось,– с усмешкой проговорил я. – Будь осторожен, здесь темно и не сверни себе шею. Об исполнении не забудь доложить. Удовлетворённый собой, я пошёл на своё рабочее место, осторожно ступая, дабы не повредить новые хромовые сапоги. Дежурный уже не спал и сразу на меня напустился: на каком основании я покинул свой пост? Пришлось ему всё объяснить.

– Делать тебе нечего, лучше бы документацию заполнил.

Не прошло и двадцати минут, как приходит боец и докладывает о выполнении задания.

– Гвардеец, (дивизия была гвардейской и мы часто этот термин применяли при обращении к солдату) ты это серьёзно, по моим расчётам ты должен работать минимум полтора часа. Или ты поймал золотую рыбку?

– Товарищ старший лейтенант, идите и проверяйте. – Я посмотрел на дежурного.

– Ты кашу заварил, тебе и расхлёбывать. И снова мы вдвоём пробирались в темноте по тем же развалинам, и снова меня одолевали переживания за мои сапоги. И вот она, эта бочка. Видны проблески воды. Я наклонился, чтобы лучше рассмотреть. Бочка была заполнена до самых краёв. Для убедительности сунул палец – всё как в аптеке. Очевидное невероятное. Выпрямившись, посмотрел на бойца.

– Здесь что-то не так,– скорее себе, чем ему, с вопросительной интонацией проговорил я.

– Товарищ старший лейтенант, Вы убедились в выполнении вашего приказа? Разрешите мне идти в казарму, хотя бы пару часов успеть поспать.

Придя в дежурку, я поделился своими сомнениями с дежурным по части.

– Рассветёт, пойдёшь и посмотришь.

Я никогда в своей жизни с таким нетерпением не ждал рассвета. И как только он забрезжил, я не пошёл, я побежал, уже не думая о своих новых хромовых сапогах.

О боги! Что я увидел? Этот гвардеец, рассчитывая на темноту, перевернул бочку вверх дном. По периметру дна на высоту 4-5 сантиметров возвышался бортик. Вот это пространство и было заполнено водой: одно, максимум два ведра.

Этот курьёз в тот же день разлетелся по части. Когда эта бочковая история достигла ушей командира части, он вызвал меня к себе в кабинет на ковёр.

– Ну, что, Макаренко, я и не предполагал, что ты так опасен в мирное время: а если бы солдат получил травму?...

Рикошетом досталось и начальнику тыла. Через три дня за зданием штаба был наведен идеальный армейский порядок.

Недаром говорится: Всё что ни делается, делается к лучшему.

Генерал – он и в Африке генерал

Одно время командиром дивизии, в которой я служил, был генерал-майор по фамилии Баранов. Это был настоящий генерал и по своей деятельности, и по внешнему виду: высокий, стройный, симпатичный. И был у него ещё один дар – обладал здоровым чувством юмора.

Но, как и всякий генерал, не терпел возражений, если чьё-то мнение не совпадало с его. На совещаниях давал взбучку подчинённым, невзирая на должности и звания. Если к нему напрямую обращались с вопросом, который мог решить один из его заместителей или начальников служб, он всегда говорил: – Вопрос не по окладу, обращайтесь к моим заместителям или к соответствующему начальнику службы. Короче говоря, генерал – он и в Африке генерал.

Обычно на совещания офицерского состава в масштабе дивизии мы шли без особого рвения и желания. Скучное мероприятие сидеть шесть-восемь часов и слушать, «что такое хорошо и что такое плохо». Но когда мы знали, что одним из содокладчиков будет командир дивизии, рейтинг желающих присутствовать на совещании резко повышался. А причина была в том, что командир дивизии в своих выступлениях преподносил все наши изъяны и недостатки служебной деятельности с таким юмором, что в зале стоял хохот не меньше, чем на концертах Петросяна или Задорнова.

На одном из совещаний, где мне довелось присутствовать, он доводил требования командующего армии. Начальник службы одной из частей по фамилии Некрасов осмелился возразить и высказать своё мнение.

Командиру дивизии это явно не понравилось. Он посмотрел на начальника службы с высоты трибуны, стоящей на сцене, плюс своего роста и медленно с нотками раздражения сказал:

– Товарищ подполковник Некрасов, я, со своей фамилией Баранов, давно уже понял, что от нас хочет командующий армии, а Вы со своей знаменитой  фамилией до сих пор этого понять не можете.